ПОСЛЕДНИЙ ИМПЕРАТОР ИТАЛЬЯНСКОГО КИНО. Памяти Бернардо Бертолуччи

Когда ему было пятнадцать, он заболел фильмом Стэнли Кубрика «Убийство». Заболел, чтобы годы спустя заразить всех нас сначала своим «Конформистом», потом «Последним танго в Париже», «Двадцатым веком», «Ускользающей красотой», а в нулевые - «Мечтателями».

Мое знакомство с Бертолуччи началось много позже первых просмотров «Стратегии паука», «Конформиста», «Последнего танго в Париже» и «Маленького Будды». Молодые киноманы на излете 1990-х клялись именем Бертолуччи, как единственного наследника некогда великих Феллини и Антониони. Хотя последний был еще жив и даже снимал.

Двери однажды распахнулись эпических размеров фреской под названием «Двадцатый век» (1976), про которую я сначала все прочел, включая сценарий. Да так, что знал наизусть каждую сцену. А потом был просмотр. Носитель был выписан моими друзьями за какие-то относительно немалые деньги из Питера, и шел больше месяца, а может и все два. Я и сейчас помню ту дрожь в руках, с какой диск переселялся из тесной, безликой коробки в дисковод DVD-проигрывателя. Были отключены все мобильные и городские телефоны. То был сеанс почти религиозный. Плащеница экрана вмещала в себя историю взросления двух друзей, рожденных в один день – 27 января 1901 года. Один был отпрыском землевладельца, второй – сыном простой крестьянки. Оба появлялись на свет на закате патриархальной Европы. Оба – ровесники самого кровавого столетия человеческой истории. Де Ниро накануне своего «Таксиста» (оба фильма вышли почти одновременно, в 1976-м) вальсировал в паре с молодым Депарьде молодую проститутку-эпилептичку.

Эта сцену режиссер воспроизведет еще дважды: сначала в увенчанном американскими «оскарами» «Последнем императоре» (1987), где любови втроем предавался император в компании своих подруг; и много позже в «Мечтателях» (2003), где со стариковской мудростью Бартолуччи просто наблюдает за двумя юношами и девушкой, которые пускаются в неслыханные эксперименты со своей сексуальностью, пока за окнами их парижской квартиры бушует красный май 1968-го.

Человеческие фигурки, со всем комплексом противоречий и конфликтов, на фоне огромных колес истории.

Уже в конце 1980-х Бертолуччи, принадлежавший к революционному поколению 1968 года, боготворившего Сартра, Мао и коктейли «Молотова», растерял весь свой левацкий пыл вкупе с иллюзиями. Растерял, столкнувшись с советской реальностью, когда привез в Москву свой «Двадцатый век» и увидел, что зрителю дороже сцен революционной борьбы оказалась эротика. А перемонтированный, переведенный в ч/б «Конформист» окончательно добил мастера. Может, потому в вышедшем по следам той поездки в СССР «Последнем императоре» уже нет очарования политической борьбой, а сам Китай не выглядит романтической альтернативой европейской буржуазии.

Вот что я вывел для себя годы спустя: когда Бертолуччи восстает против капитализма, упивается марксизмом и революционной страстью, как в программных своих произведениях, вроде «Перед революцией» (1964), «Партнере» (снятом по мотивам «Двойника» Достоевского), он – большой режиссер. Но когда Бретолуччи восстает против смерти и воспевает человека, со всеми его слабостями – он по-настоящему великий автор!

Потому «Последнее танго в Париже» (1972), где двое случайных квартирантов одних парижских апартаментов сливались в животных объятиях, пытались вернуться к природе, к животному, придумать новый язык и начать сначала, не устареет никогда. Брандо в паре с Марией Шнайдер разыгрывали на экране не эротическую драму, но классическую трагедию, которой нервно подыгрывал саксофон Гато Барбьери. И если в «Двадцатом веке» рассматривается только-только начинавшееся столетие, то в «Последнем танго» Бертолуччи фиксирует закат ХХ века, проглядывавшего в отношениях этих двоих, губившего их и все вокруг. Потому что в трагедии, старательно снятой оператором Витторио Стораро на фоне красного и розового, нет иного разрешения, кроме смерти.

В великом и обласканном всеми «Конформисте» (1970), где еще молодой тогда режиссер пропускал фашизм через фильтр модного психоанализа, главное кроется не во фрэйдомарксизме, не в гомосексуализме богатого интеллектуала Марчелло (Жан-Луи Трентиньян), одиночки, который в собственном страхе перед толпой примыкал к ней. Но в том, что Бертолуччи беспощадно выводит фашизм как некую социальную патологию старой, свихнувшейся Европы.

Сам режиссер бежал оттуда в конце 1980-х, махнув сначала в Китай, затем в Тибет (о чем потом снял своего «Маленького Будду» с молодым Киану Ривзом), а оттуда в Марокко. Там он экранизировал роман Пола Боулза «Под покровом небес», про опустошенных нью-йоркских интеллектуалов в Танжере, ищущих то, что можно найти, лишь окончательно потерявшись. Тот сильно недооценный фильм с выкидными актерскими номерами Джона Малковича и Дебры Уингер, эротической пластикой оператора Витторио Сторраро, пряно-арабским саундтреком Рюичи Сакамото, обладал такой же мощной энергетикой, как выше упомянутые «Конформист» с «Последним танго…».

А еще давал ответ на вопрос, «чем путешественник отличается от туриста» и служил первым таким эстетическим путеводителем.

Наравне с «Двадцатым веком», «Последним танго…» и «Осажденными» (1998, про любовь английского пианиста и африканской студентствующей в Риме домработницы), «Под покровом небес», видимо, самый пересматриваемый мню фильм Бернародо Бертолуччи.

Месяц назад, на волне яростных споров о «Зови меня своим именем», руки дошли до «Ускользающей красоты» (1996), на которую сильно кивает прошлогодний хит Луки Гуаданьино, и до которого сильно же не дотягивает. Поразительно, как списанный к концу 1990-х в почтенные классики Бертолуччи выводит чеховских достоинств драму о взрослении с одной стороны, и обнищании «новой» аристократии на закате любимого им ХХ века – с другой. «Лолита» помноженная на высказывание Поля Сезанна, предупреждавшего, что «вещи исчезают; если хочешь увидеть что-нибудь, следует торопиться».

Последним же, по сути, фильмом режиссера оказались как раз «Мечтатели». Хотя формально был еще «Ты и я» (2012), показанный в Венеции.

Именно в «Мечтателях» Бертолуччи вдруг позволил себе роскошь чистых эмоций. Там был и фирменный эротизм, не перегруженный символами, и рок-н-рольный драйв, и очень личная история про образцовых детей 1968-го, отпрысков буржуазных предков (каким был и сам Бертолуччи, рожденный в семье знаменитого итальянского поэта), и пришлого и бедного американца в Париже. И это, как ни странно, тоже сам Бертолуччи, наблюдавший за этим парижским бунтом немного со стороны. Мне приходился несколько раз видеть его. Последний раз пару лет назад, в Венеции. Он уже был в коляске. Катился с небольшой свитой по набережной к отелю Эксельсиор.

Не дотянув до своих семьдесят восьми лет, Бертолуччи ушел. Хотя, нет. Сменил вместо жительства. Вместо Вечного города - вечная жизнь. Там, на небесах, их снова трое – он, Брандо и Мария Шнайдер. Будут кружить теперь танго втроем, отвлекаясь на сексуальные игры, большей частью подсмотренные в кино или как-то с ним связанные.

Источник